Кабинет начальника Тайной канцелярии

Трудно ли убить короля Турана?

Недеспотичного, разумного, склонного к справедливости, лишенного имперских амбиций и достаточно искренне радеющего за свою землю правителя богатой страны с совсем не бедствующим народом, за все свои многочисленные достоинства любимого этим народом? Человека сдержанного и осторожного, умело выбравшего себе ближайших соратников, окруженного надежной, профессиональной и преданной охраной.

Все знания, весь опыт, вся история современных и существовавших прежде государств, которую начальник Тайной канцелярии Ильнар Тавьер знал лучше иных профессоров, — все говорило о маловероятности подобного события. Но исключительность случившейся трагедии служила слабым утешением тому, кто только что крупно сел в лужу.

Оказалось, убить короля очень просто. Достаточно небольшой магомеханической игрушки, подложенной в малый дорожный трон.

Королевское тело, опустившись на привычное место, сжало крохотную пружину, и — пух! — нет больше короля. А любимый народом праздник, день Солнечного Горна, день летнего солнцестояния и главного бога Кузнеца,[1] стал днем скорби и траура.

Королеву спас наследник. Младенец испачкал пеленки в самый неподходящий момент. Именно тогда, когда женщина с ребенком на руках должна была вслед за супругом подняться в королевскую ложу и после короткой речи правителя предъявить народу его надежду. Но не очень-то достойно выглядит оная надежда, когда от нее дурно пахнет, а физиономия красная и сморщенная от крика…

Было решено, что Олира с кормилицей задержатся в небольшой комнатке за ложей, чтобы устранить досадную неприятность, и малыша представят публике уже после открытия праздника.

Так наследник показал себя очень дальновидным и везучим человеком. Потому что король, закончив короткую речь — а Ераший не любил долго болтать, — опустился на трон.

Жертвами взрыва, помимо правителя, стали секретарь, охранник и слуга, принесший напитки и еду. Жертв среди ударившихся в панику зрителей, собравшихся на огромном стадионе ради пышного представления и показательных состязаний молодых магов, удалось избежать. Тут уже на отлично сработали стража и маги охраны, и это немного успокаивало совесть Тавьера: все же не так бесполезна Тайная канцелярия, и разгонять ее целиком пока не стоит.

У короля, конечно, была защита — лучшая магическая защита, какую могли создать придворные маги. Поэтому умер он не сразу — дал целителям возможность побороться за свою жизнь и после смерти правителя пережить несколько страшных минут: необходимо было сообщить о неудаче жуткому, безжалостному главе Тайной канцелярии.

Но Тавьер не винил целителей. Лишь кивком поблагодарил за попытку спасти короля и отпустил. Какой смысл обвинять тех, кто не сумел в своем искусстве сравняться с богами, если Ильнар точно знал виновного?

Его люди проверяли ложу, его люди осматривали стадион, его люди отвечали за безопасность — а значит, именно он все это допустил и повинен в том, что уже почти сутки страну лихорадит. И боги знают, сколько еще времени и усилий потребуется для наведения порядка!

Плевать, что никто, кроме короля, не имел права садиться на трон, за это можно было лишиться головы, а недостаточно сильное нажатие не детонировало взрывчатку. Плевать, что магии в бомбе содержалось меньше, чем в самом кресле, и ни один человек просто не мог обнаружить ее, не зная совершенно точно, что и где искать. Плевать, что обширная сеть осведомителей не донесла о готовящемся покушении.

Безопасность короны — работа Тайной канцелярии, и работа эта с треском провалилась. Меньшее, что сейчас мог сделать Ильнар для искупления собственной вины, это поймать преступника. И любой ценой сохранить подаренную богами надежду — уцелевшего наследника.

Вчерашний день, начавшийся из-за подготовки праздника еще до рассвета, никак не желал заканчиваться. Бессонная ночь туманила разум, навевала тоску и мрачные мысли о будущем. Главным образом, о том, что до следующей ночи еще нужно дожить, и о том, что поспать, скорее всего, тоже не получится.

— Может, ты прекратишь маячить у окна и изображать идеальную мишень? — Насмешливый голос за спиной вывел Тавьера из глубокой задумчивости. — Нет, я понимаю, в сложившихся обстоятельствах это очень заманчиво — плюнуть на все и удрать на свидание с Могильщиком.[2] Но я ведь не поленюсь найти некроманта и испортить тебе счастливое посмертие!

— Направь свое остроумие в общественно полезное русло, — отозвался Ильнар, не оборачиваясь. Последний раз глубоко затянулся, выбросил окурок и, выпустив дым из ноздрей, принялся закрывать окно. Не из боязни покушения — кому он нужен! — а просто из нелюбви к сквознякам.

Обернулся и, примостившись на подоконник, окинул взглядом свой кабинет и находящихся в нем людей. Не считая Тавьера, пятеро усталых настороженных мужчин разного возраста и насмерть перепуганная, бледная до зелени девчонка, судорожно прижимающая к груди объемный белый сверток.

Нет, не так. Четыре министра, два сильнейших боевых мага, королева и принц. Гордость и надежда Турана. Единственная надежда.

С ходу даже не получалось определить, чего больше хочется при взгляде на них: грязно материться или убивать.

— Итак, сары моей души,[3] ситуацию понимают все, так что не будем отвлекаться на эмоции и употреблять в присутствии коронованной особы слова, не предусмотренные протоколом. Надоело, и так всю ночь этим занимались. Хотелось бы знать, какие меры уже предприняты и какая сейчас обстановка.

— Гвардия поднята по тревоге, усилены патрули, введен комендантский час, в городе в целом спокойно, — отчитался Валар Тангор.

Выглядел главнокомандующий… не очень. Солидный возраст, богатая биография, полное отсутствие магических способностей, нелюбовь к целителям — и в сумме получился худощавый хрупкий старик. С ясным умом, цепким холодным взглядом, по-прежнему прямой спиной и — немощным телом, которое с трудом перемещалось без посторонней помощи. Начинать заботиться о собственной сохранности надо было лет сорок назад, а уже наступившую старость ни один целитель не прогонит. Уйти бы Тангору на покой, дожить остаток дней где-нибудь в тихой деревне на природе… Он, собственно, и собирался это сделать, даже в отставку подал. Только принять ее не успели.